Читать книгу "Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката - Денис Горелов"

Вот ты какой, самый любимый фильм советского народа.

«Есения»

Мексика, 1971. Yesenia. Реж. Альфред Б. Кревенна. В ролях Жаклин Андере, Хорхе Лават, Изабелла Корона. Прокат в СССР – 1975 (91,4 млн чел.!!!!!)

Краса-цыганка умыкает у офицера кошелек и влюбляется навсегда взаимно до гроба насмерть. Табор против, но старуха открывает вождю тайну: барышня подкидыш и может выходить за кого угодно, не портя цыганской крови, которой у нее нет. По фамильному медальону та разыскивает богатую родню, которая когда-то сбыла ее с рук младенцем в корзинке из господских фанаберий, а теперь проплакала все глазыньки, да поздно. Офицера усылают на войну, там сажают в зиндан и перехватывают почту, как у свинарки с пастухом. Цыганка в гневе и дает скандала. В офицера по ходу влюбляется ее сводная сестра, дело идет к свадьбе, и все на волоске. Вам не надоело? Девяносто одному миллиону наших сограждан не надоело. Хотя краеведы утверждают, что их было всего девять и каждый смотрел картину по 10 раз кряду.

«Есения» стоит пудовой диссертации о безднах национального характера, которую зарубят на выходе за точность оценок. Ибо это Самый Любимый Фильм Русского Народа. В истории случился единственный раз, когда фильм половодьем народных чувств превзошел саму Москву, что не верит слезам, и «Пиратов XX века», – и это она, сага о цыганской невесте-подкидыше. И неча пенять на влияние «тюбетеек», исстари неравнодушных к цветастым юбкам и бразильским страстям. В перечне грехов моей родины перед Разумом и Вкусом «Есения» займет одно из первых мест рядом с Лолитой Милявской, мэром Лужковым, шоколадом «Аленка» и песней «Галина чудная Галина».

Сердечная слабость русских к Латинской Америке блистательно подтверждает Маркса. Мы разнимся с латиносами расой, религией, климатом, полушарием и даже, по словам Кона, сексуальными практиками. Нас роднит единственно способ производства: неустойчивая сырьевая демократия с креном в коммунизм и бандитизм. Ничего, кроме песен и полезных ископаемых, ни мы, ни они производить не умеем, как ни корячимся, – отсюда общекультурные производные. Общинность. Разбойничий форс. Вера в рулетку, лотерею и фортуну вообще. Диалектическое отношение к чужой собственности. Бедняцкая страсть к цветным тряпкам. Повышенная сексуальная свобода – ибо ничем, кроме передка, половина женщин заработать не в состоянии. Религиозное отношение к футболу, что в данном случае несущественно.

Отсюда и русская любовь к мексиканским сериалам, которая не ушла, а спряталась: львиная доля нынешней телетребухи типа «Обручальное кольцо» и «Люби меня, как я тебя»[13] есть прямая калька с мыльных опер, популярных в прошлом сезоне в Венесуэле. Именно так: не подобие, не общий дух, а закупка прав и прямой посерийный перевод с заменой имен Мигель и Анита на Максим и Алевтина.

Мощным плугом прошлась «Есения» по всем клише русского плебейского сознания. Разумеется, у любой отказницы родители богачи и ночей не спят, раскаиваясь в содеянном. Вестимо, папа пал за свободу и республику, а то бы в жисть не допустил. Понятно, однажды все встретятся, и она обольет их презреньем, откажется от гор златых и палат каменных, а уступит только после того, как они наползаются перед ней на коленях. Разумеется, ее полюбит знойный офицер с усами и мандолиной, а холеное общество будет фыркать, но она компенсирует отверженность смачным базарным дебошем. И что-нибудь гордо украдет, но ей простится ввиду трудного детства. И рассорится из-за усача со сводной сестрой (это очень, очень важно: в малых деревнях усач один на все стадо, поэтому взаимная за него ненависть сестер и лучших подружек – дело совершенно житейское!). И пойдет с дролей под венец по цыганскому обряду под факелы, гитары и слияние кровей путем надреза любящих вен. И будет им счастье, а то.

«Есения» прорыла непроходимую траншею меж городом и деревней, прогрессом и традицией, универом и СПТУ имени Засядько. Если в Москве и Ленинграде хотя бы слышали о существовании фильма «Танцор диско» – про «Есению» там не знает никто. «Про Есенина, что ль?» – спрашивают с недоверием. И тогда люди из дальних мест, где Солженицын обычно ищет духовность, глядят на них с превосходством.

Их духовность – вот она.

Наша наша Германия

В ост-блоке, где чехи карнавалили, поляки крысятничали, а венгры делились посылками («Хунгарплод», «Икарус», то-сё), немцы обстоятельно приняли новую веру и ринулись в соревнование с прародиной большевизма. Словно подарив нам девиз детской передачи «Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас».

Единственной известной после ГБ службой Востока была Штази, и имя ее шефа Маркуса Вольфа гремело. Детсады ГДР вошли в книгу Гиннеса, а слово kindergarten – в английский язык. На гаревой дорожке, лыжне, ковре и помосте они регулярно делали нас в гимнастике, легкой атлетике, плаваньи на стероидах и биатлоне на озорных поворотах.

Даже основоположники были ихние, стоя смешными истуканами возле берлинской телевышки.

С поляками дружба не ладилась из-за их спеси и высокомерия. С чехами-болгарами – из-за нашей спеси и высокомерия. Венгры, как северяне, держались наособицу. Одни немцы были брудеры, геноссы, фройнды. Мысль, не дававшую покоя годами, озвучила Татьяна Толстая: если там было два миллиона изнасилований на 16 миллионов народа – так они ж теперь нам все родня.

Лишь раз, когда посланцы немецкого комсомола в ладных синеньких штормовках (штурмовках даже) запели про «дойче югенд», над собранием завис призрак белокурой арийской бестии с Tomorrow Belongs to Me.

Но его скоренько шуганули ссаными тряпками.

«Оцеола»

ГДР – Болгария – Куба, 1971. Osceola. Реж. Конрад Петцольд. В ролях Гойко Митич, Хорст Шульце, Юрие Дарие, Карен Уговски. Прокат в СССР – 1973 (35,3 млн чел.)

Племя флоридских индейцев семинолов ассимилирует беглых негров, нюхает магнолию и не хочет переселяться в Арканзас. Белые дерьмократы начинают войну с красно-коричневыми. Цветное сопротивление уходит в джунгли.

Среди фильмов производства ДЕФА «Оцеола» стоит особняком. В нем ни разу не звучат слова «земля предков», бледнолицые дьяволы не рушат вигвамов с беззащитными женщинами-детьми, а воинов Скалистых гор не зовут Гордая Косуля и Вонючий Опоссум. Гойко Митич за весь фильм ни разу не бьет себя в грудь по медвежьему когтю и не скачет на врага с воздетым над головой винчестером. Просто в этот раз обошлось без Карла Мая, по мотивам которого (без ссылки) поставлены почти все остальные фильмы серии. Май был довольно посредственным беллетристом, знавшим про индейцев только то, что у них штаны с бахромой, и описывавшим эту бахрому производительнее Юлиана Семенова (что в принципе невозможно). Ему мы и обязаны всеми «топорами войны», «краснокожими братьями», «песнями перьев» и «огненной водой», а также восемьюдесятью семью томами литературного наследия. История же Второй семинольской войны 1835 г., легшая в основу «Оцеолы», была скрупулезно описана куда более искусным сочинителем Томасом Майн Ридом – к сожалению, мало кому известным за пределами восточного блока (это было первым потрясением Набокова в США: никто и слыхом не слыхал о Майн Риде; про Мая там, конечно, тоже не знали, но и поделом).